Мы жили в городе цвета окаменевшей водки.
Электричество поступало издалека, с болот,
и квартира казалась по вечерам
перепачканной торфом и искусанной комарами.
Одежда была неуклюжей, что выдавало
близость Арктики. В том конце коридора
дребезжал телефон, с трудом оживая после
недавно кончившейся войны.
Три рубля украшали летчики и шахтеры.
Я не знал, что когда-нибудь этого больше уже не будет.
Эмалированные кастрюли кухни
внушали уверенность в завтрашнем дне, упрямо
превращаясь во сне в головные уборы либо
в торжество Циолковского. Автомобили тоже
катились в сторону будущего и были
черными, серыми, а иногда (такси)
даже светло-коричневыми. Странно и неприятно
думать, что даже железо не знает своей судьбы
и что жизнь была прожита ради апофеоза
фирмы Кодак, поверившей в отпечатки
и выбрасывающей негативы.
Райские птицы поют, не нуждаясь в упругой ветке.

Иосиф Бродский

@темы: Книги, Произведения

---

Памятник Сент-Экзюпери (Антуан Мари Жан-Батист Роже де Сент-Экзюпери) и его персонажу — Маленькому принцу, находится на площади Беллекур во Франции, в городе Леон.
Скульптурная композиция была создана Кристианом Жильябе в 2000 г. в честь 100-летия Сент-Экзюпери, писателя и летчика, рожденного в Лионе.

@темы: Книги, Любимое, в голове.

---

«Завтра конец света» The Last Night of the World Рэй Брэдбери (1951)

- Что бы ты делала, если бы знала, что завтра настанет конец света?
- Что бы я делала? Ты не шутишь?
- Нет.
- Не знаю. Не думала.
Он налил себе кофе. В сторонке на ковре, при ярком зеленоватом свете ламп "молния", обе девочки что-то строили из кубиков. В гостиной по-вечернему уютно пахло только что сваренным кофе.
- Что ж, пора об этом подумать, - сказал он.
- Ты серьезно?
Он кивнул.
- Война?
Он покачал головой.
- Атомная бомба? Или водородная?
- Нет.
- Бактериологическая война?
- Да нет, ничего такого, - сказал он, помешивая ложечкой кофе. - Просто, как бы это сказать, пришло время поставить точку.
- Что-то я не пойму.
- По правде говоря, я и сам не понимаю, просто такое у меня чувство. Минутами я пугаюсь, а в другие минуты мне ничуть не страшно и совсем спокойно на душе. - Он взглянул на девочек, их золотистые волосы блестели в свете лампы. - Я тебе сперва не говорил. Это случилось четыре дня назад.
- Что?
- Мне приснился сон. Что скоро все кончится, и еще так сказал голос. Совсем незнакомый, просто голос, и он сказал, что у нас на Земле всему придет конец. Наутро я про это почти забыл, пошел на службу, а потом вдруг вижу, Стэн Уиллис средь бела дня уставился в окно. Я говорю - о чем замечтался, Стэн? А он отвечает - мне сегодня снился сон, и не успел он договорить, а я уже понял, что за сон. Я и сам мог ему рассказать, но Стэн стал рассказывать первым, а я слушал.
- Тот самый сон?
- Тот самый. Я сказал Стану, что и мне тоже это снилось. Он вроде не удивился. Даже как-то успокоился. А потом мы обошли всю контору, просто так, для интереса. Это получилось само собой. Мы не говорили - пойдем поглядим, как и что. Просто пошли и видим, кто разглядывает свой стол, кто руки, кто в окно смотрит. Кое с кем я поговорил. И Стэн тоже.
- И всем приснился тот же сон?
- Всем до единого. В точности то же самое.
- И ты веришь?
- Верю. Сроду ни в чем не был так уверен.
- И когда же это будет? Когда все кончится?
- Для нас - сегодня ночью, в каком часу не знаю, а потом и в других частях света, когда там настанет ночь - земля-то вертится. За сутки все кончится.
Они посидели немного, не притрагиваясь к кофе. Потом медленно выпили его, глядя друг на друга.
- Чем же мы это заслужили? - сказала она.
- Не в том дело, заслужили или нет, просто ничего не вышло. Я смотрю, ты и спорить не стала. Почему это?
- Наверно, есть причина.
- Та самая, что у всех наших в конторе?
Она медленно кивнула.
- Я не хотела тебе говорить. Это случилось сегодня ночью. И весь день женщины в нашем квартале об этом толковали. Им снился тот самый сон. Я думала, это просто совпадение. - Она взяла со стола вечернюю газету. - Тут ничего не сказано.
- Все и так знают. - Он выпрямился, испытующе посмотрел на жену. - Боишься?
- Нет. Я всегда думала, что будет страшно, а оказывается, не боюсь.
- А нам вечно твердят про чувство самосохранения - что же оно молчит?
- Не знаю. Когда понимаешь, что все правильно, не станешь выходить из себя. А тут все правильно. Если подумать, как мы жили, этим должно было кончиться.
- Разве мы были такие уж плохие?
- Нет, но и не очень-то хорошие. Наверно, в этом вся беда - в нас ничего особенного не было, просто мы оставались сами собой, а ведь очень многие в мире совсем озверели и творили невесть что.
В гостиной смеялись девочки.
- Мне всегда казалось: вот придет такой час, и все с воплями выбегут на улицу.
- А по-моему, нет. Что ж вопить, когда изменить ничего нельзя.
- Знаешь, мне только и жаль расставаться с тобой и с девочками. Я никогда не любил городскую жизнь и свою работу, вообще ничего не любил, только вас троих. И ни о чем я не пожалею, разве что неплохо бы увидеть еще хоть один погожий денек, да выпить глоток холодной воды в жару, да вздремнуть. Странно, как мы можем вот так сидеть и говорить об этом?
- Так ведь все равно ничего не поделаешь.
- Да, верно. Если б можно было, мы бы что-нибудь делали. Я думаю, это первый случай в истории - сегодня каждый в точности знает, что с ним будет завтра.
- А интересно, что все станут делать сейчас, вечером, в ближайшие часы.
- Пойдут в кино, послушают радио, посмотрят телевизор, уложат детишек спать и сами лягут - все, как всегда.
- Пожалуй, этим можно гордиться - что все, как всегда.
Минуту они сидели молча, потом он налил себе еще кофе.
- Как ты думаешь, почему именно сегодня?
- Потому.
- А почему не в другой какой-нибудь день, в прошлом веке, или пятьсот лет назад, или тысячу?
- Может быть, потому, что еще никогда не бывало такого дня - девятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, а теперь он настал, вот и все. Такое уж особенное число, потому что в этот год во всем мире все обстоит так, а не иначе, - вот потому и настал конец.
- Сегодня по обе стороны океана готовы к вылету бомбардировщики, и они никогда уже не приземлятся.
- Вот отчасти и поэтому.
- Что ж, - сказал он, вставая. - Чем будем заниматься? Вымоем посуду?
Они перемыли посуду и аккуратней обычного ее убрали. В половине девятого уложили девочек, поцеловали их на ночь, зажгли по ночнику у кроваток и вышли, оставив дверь спальни чуточку приоткрытой.
- Не знаю... - сказал муж, выходя, оглянулся и остановился с трубкой в руке.
- О чем ты?
- Закрыть дверь плотно или оставить щелку, чтоб было светлее...
- А может быть, дети знают?
- Нет, конечно, нет.
Они сидели и читали газеты, и разговаривали, и слушали музыку по радио, а потом просто сидели у камина, глядя на раскаленные уголья, и часы пробили половину одиннадцатого, потом одиннадцать, потом половину двенадцатого. И они думали обо всех людях на свете, о том, кто как проводит этот вечер - каждый по-своему.
- Что ж, - сказал он наконец. И поцеловал жену долгим поцелуем.
- Все-таки нам было хорошо друг с другом.
- Тебе хочется плакать? - спросил он.
- Пожалуй, нет.
Они прошли по всему дому и погасили свет, в спальне разделись, не зажигая огня, в прохладной темноте, и откинули одеяла.
- Как приятно, простыни такие свежие.
- Я устала.
- Мы все устали.
Они легли.
- Одну минуту, - сказала она.
Поднялась и вышла на кухню. Через минуту вернулась.
- Забыла привернуть кран, - сказала она.
Что-то в этом было очень забавное, он невольно засмеялся.
Она тоже посмеялась, - и правда, забавно! Потом они перестали смеяться и лежали рядом в прохладной постели, держась за руки щекой к щеке.
- Спокойной ночи, - сказал он еще через минуту.
- Спокойной ночи.

@темы: Книги, Любимое, в голове.

---

О.Генри "Последний лист"

В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквера улицы перепутались и переломались в короткие полоски, именуемые проездами. Эти проезды образуют странные углы и кривые линии. Одна улица там даже пересекает самое себя раза два. Некоему художнику удалось открыть весьма ценное свойство этой улицы. Предположим, сборщик из магазина со счетом за краски, бумагу и холст повстречает там самого себя, идущего восвояси, не получив ни единого цента по счету!

И вот люди искусства набрели на своеобразный квартал Гринич-Виллидж в поисках окон, выходящих на север, кровель ХVIII столетия, голландских мансард и дешевой квартирной платы. Затем они перевезли туда с Шестой авеню несколько оловянных кружек и одну-две жаровни и основали «колонию».

Студия Сью и Джонси помещалась наверху трёхэтажного кирпичного дома. Джонси — уменьшительное от Джоанны. Одна приехала из штата Мэйн, другая из Калифорнии. Они познакомились за табльдотом одного ресторанчика на Вольмой улице и нашли, что их взгляды на искусство, цикорный салат и модные рукава вполне совпадают. В результате и возникла общая студия.

Это было в мае. В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами. По Восточной стороне этот душегуб шагал смело, поражая десятки жертв, но здесь, в лабиринте узких, поросших мохом переулков, он плелся нога за ногу.

Господина Пневмонию никак нельзя было назвать галантным старым джентльменом. Миниатюрная девушка, малокровная от калифорнийских зефиров, едва ли могла считаться достойным противником для дюжего старого тупицы с красными кулачищами и одышкой. Однако он свалил её с ног, и Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплёт голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

Однажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых бровей вызвал Сью в коридор.

— У нее один шанс… ну, скажем, против десяти, — сказал он, стряхивая ртуть в термометре. — И то, если она сама захочет жить. Вся наша фармакопея теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. Ваша маленькая барышня решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает?

— Ей… ей хотелось написать красками Неаполитанский залив.

— Красками? Чепуха! Нет ли у нее на душе чего-нибудь такого, о чем действительно стоило бы думать, например, мужчины?

— Мужчины? — переспросила Сью, и её голос зазвучал резко, как губная гармоника. — Неужели мужчина стоит… Да нет, доктор, ничего подобного нет.

— Ну, тогда она просто ослабла, — решил доктор. — Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой пациент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти, вместо одного из десяти.

После того как доктор ушёл, Сью выбежала в мастерскую и плакала в японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской, насвистывая рэгтайм.

Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула.

Она пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу. Для молодых художников путь в Искусство бывает вымощен иллюстрациями к журнальным рассказам, которыми молодые авторы мостят себе путь в Литературу.

Набрасывая для рассказа фигуру ковбоя из Айдахо в элегантных бриджах и с моноклем в глазу, Сью услышала тихий шёпот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала — считала в обратном порядке.

— Двенадцать, — произнесла она, и немного погодя: — одиннадцать, — а потом: — «десять» и «девять», а потом: — «восемь» и «семь» — почти одновременно.

Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплёл до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи.

— Что там такое, милая? — спросила Сью.

— Шесть, — едва слышно ответила Джонси. — Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и ещё один полетел. Теперь осталось только пять.

— Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди.

— Листьев. На плюще. Когда упадёт последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня. Разве доктор не сказал тебе?

— Первый раз слышу такую глупость! — с великолепным презрением отпарировала Сью. — Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты ещё так любила этот плющ, гадкая девочка! Не будь глупышкой. Да ведь ещё сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь… позволь, как же это он сказал?.. что у тебя десять шансов против одного. А ведь это не меньше, чем у каждого из нас здесь в Нью-Йорке, когда едешь в трамвае или идёшь мимо нового дома. Попробуй съесть немножко бульона и дай твоей Сьюди закончить рисунок, чтобы она могла сбыть его редактору и купить вина для своей больной девочки и свиных котлет для себя.

— Вина тебе покупать больше не надо, — отвечала Джонси, пристально глядя в окно. — Вот и ещё один полетел. Нет, бульона я не хочу. Значит, остаётся всего четыре. Я хочу видеть, как упадёт последний лист. Тогда умру и я.

— Джонси, милая, — сказала Сью, наклоняясь над ней, — обещаешь ты мне не открывать глаз и не глядеть в окно, пока я не кончу работать? Я должна сдать иллюстрацию завтра. Мне нужен свет, а то я спустила бы штору.

— Разве ты не можешь рисовать в другой комнате? — холодно спросила Джонси.

— Мне бы хотелось посидеть с тобой, — сказала Сью. — А кроме того, я не желаю, чтобы ты глядела на эти дурацкие листья.

— Скажи мне, когда кончишь, — закрывая глаза, произнесла Джонси, бледная и неподвижная, как поверженная статуя, — потому что мне хочется видеть, как упадёт последний лист. Я устала ждать. Я устала думать. Мне хочется освободиться от всего, что меня держит, — лететь, лететь все ниже и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев.

— Постарайся уснуть, — сказала Сью. — Мне надо позвать Бермана, я хочу писать с него золотоискателя-отшельника. Я самое большее на минутку. Смотри же, не шевелись, пока я не приду.

Старик Берман был художник, который жил в нижнем этаже под их студией. Ему было уже за шестьдесят, и борода, вся в завитках, как у Моисея Микеланджело, спускалась у него с головы сатира на тело гнома. В искусстве Берман был неудачником. Он все собирался написать шедевр, но даже и не начал его. Уже несколько лет он не писал ничего, кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба. Он зарабатывал кое-что, позируя молодым художникам, которым профессионалы-натурщики оказывались не по карману. Он пил запоем, но все ещё говорил о своем будущем шедевре. А в остальном это был злющий старикашка, который издевался над всякой сентиментальностью и смотрел на себя, как на сторожевого пса, специально приставленного для охраны двух молодых художниц.

Сью застала Бермана, сильно пахнущего можжевеловыми ягодами, в его полутёмной каморке нижнего этажа. В одном углу двадцать пять лет стояло на мольберте нетронутое полотно, готовое принять первые штрихи шедевра. Сью рассказала старику про фантазию Джонси и про свои опасения насчёт того, как бы она, лёгкая и хрупкая, как лист, не улетела от них, когда ослабнет её непрочная связь с миром. Старик Берман, чьи красные глаза очень заметно слезились, раскричался, насмехаясь над такими идиотскими фантазиями.

— Что! — кричал он. — Возможна ли такая глупость — умирать оттого, что листья падают с проклятого плюща! Первый раз слышу. Нет, не желаю позировать для вашего идиота-отшельника. Как вы позволяете ей забивать голову такой чепухой? Ах, бедная маленькая мисс Джонси!

— Она очень больна и слаба, — сказала Сью, — и от лихорадки ей приходят в голову разные болезненные фантазии. Очень хорошо, мистер Берман, — если вы не хотите мне позировать, то и не надо. А я все-таки думаю, что вы противный старик… противный старый болтунишка.

— Вот настоящая женщина! — закричал Берман. — Кто сказал, что я не хочу позировать? Идём. Я иду с вами. Полчаса я говорю, что хочу позировать. Боже мой! Здесь совсем не место болеть такой хорошей девушке, как мисс Джонси. Когда-нибудь я напишу шедевр, и мы все уедем отсюда. Да, да!

Джонси дремала, когда они поднялись наверх. Сью спустила штору до самого подоконника и сделала Берману знак пройти в другую комнату. Там они подошли к окну и со страхом посмотрели на старый плющ. Потом переглянулись, не говоря ни слова. Шёл холодный, упорный дождь пополам со снегом. Берман в старой синей рубашке уселся в позе золотоискателя-отшельника на перевернутый чайник вместо скалы.

На другое утро Сью, проснувшись после короткого сна, увидела, что Джонси не сводит тусклых, широко раскрытых глаз со спущенной зелёной шторы.

— Подними её, я хочу посмотреть, — шёпотом скомандовала Джонси.

Сью устало повиновалась.

И что же? После проливного дождя и резких порывов ветра, не унимавшихся всю ночь, на кирпичной стене ещё виднелся один лист плюща — последний! Все ещё темно-зеленый у стебелька, но тронутый по зубчатым краям желтизной тления и распада, он храбро держался на ветке в двадцати футах над землёй.

— Это последний, — сказала Джонси. — Я думала, что он непременно упадёт ночью. Я слышала ветер. Он упадет сегодня, тогда умру и я.

— Да бог с тобой! — сказала Сью, склоняясь усталой головой к подушке.

— Подумай хоть обо мне, если не хочешь думать о себе! Что будет со мной?

Но Джонси не отвечала. Душа, готовясь отправиться в таинственный, далёкий путь, становится чуждой всему на свете. Болезненная фантазия завладевала Джонси все сильнее, по мере того как одна за другой рвались все нити, связывавшие её с жизнью и людьми.

День прошёл, и даже в сумерки они видели, что одинокий лист плюща держится на своем стебельке на фоне кирпичной стены. А потом, с наступлением темноты, опять поднялся северный ветер, и дождь беспрерывно стучал в окна, скатываясь с низкой голландской кровли.

Как только рассвело, беспощадная Джонси велела снова поднять штору.

Лист плюща все ещё оставался на месте.

Джонси долго лежала, глядя на него. Потом позвала Сью, которая разогревала для неё куриный бульон на газовой горелке.

— Я была скверной девчонкой, Сьюди, — сказала Джонси. — Должно быть, этот последний лист остался на ветке для того, чтобы показать мне, какая я была гадкая. Грешно желать себе смерти. Теперь ты можешь дать мне немного бульона, а потом молока с портвейном… Хотя нет: принеси мне сначала зеркальце, а потом обложи меня подушками, и я буду сидеть и смотреть, как ты стряпаешь.

Часом позже она сказала:

— Сьюди, надеюсь когда-нибудь написать красками Неаполитанский залив.

Днем пришёл доктор, и Сью под каким-то предлогом вышла за ним в прихожую.

— Шансы равные, — сказал доктор, пожимая худенькую, дрожащую руку Сью. — При хорошем уходе вы одержите победу. А теперь я должен навестить ещё одного больного, внизу. Его фамилия Берман. Кажется, он художник. Тоже воспаление лёгких. Он уже старик и очень слаб, а форма болезни тяжёлая. Надежды нет никакой, но сегодня его отправят в больницу, там ему будет покойнее.

На другой день доктор сказал Сью:

— Она вне опасности. Вы победили. Теперь питание и уход — и больше ничего не нужно.

В тот же вечер Сью подошла к кровати, где лежала Джонси, с удовольствием довязывая ярко-синий, совершенно бесполезный шарф, и обняла её одной рукой — вместе с подушкой.

— Мне надо кое-что сказать тебе, белая мышка, — начала она. — Мистер Берман умер сегодня в больнице от воспаления лёгких. Он болел всего только два дня. Утром первого дня швейцар нашёл бедного старика на полу в его комнате. Он был без сознания. Башмаки и вся его одежда промокли насквозь и были холодны, как лёд. Никто не мог понять, куда он выходил в такую ужасную ночь. Потом нашли фонарь, который все ещё горел, лестницу, сдвинутую с места, несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой красками. Посмотри в окно, дорогая, на последний лист плюща. Тебя не удивляло, что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да, милая, это и есть шедевр Бермана — он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист.

@темы: Книги, Любимое, в голове.

---

ventus quote.

"Он был по сути добрый человек, с покатыми плечами и маленькими усиками.
Скромный, добросовестный служащий. Но именно таким теперь приходилось
особенно трудно. Да, пожалуй, таким всегда приходится труднее всех.
Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни их
используют, а потом отшвыривают в сторону."

"Я сел у окна. Кладбище было залито лунной синевой. Пестрые сплетения
световых реклам взбирались на вершины деревьев, и из мглы возникали, мерцая,
каменные надгробья. Они были безмолвны и вовсе не страшны. Мимо них
проносились, гудя, автомашины, и лучи от фар стремительно пробегали по
выветрившимся строкам эпитафий.
Так я просидел довольно долго, размышляя о всякой всячине. Вспомнил,
какими мы были тогда, вернувшись с войны, -- молодые и лишенные веры, как
шахтеры из обвалившейся шахты. Мы хотели было воевать против всего, что
определило наше прошлое, -- против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия;
мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили
ни во что, кроме таких никогда нас не обманывавших сил, как небо, табак,
деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Все рушилось,
фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались
только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих
человеческих мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность.
Нищета."

"- Ты ведь знаешь, что я имею в виду: простую душу, еще не изъеденную
скепсисом и сверхинтеллигенгностью. Парцифаль был глуп. Будь он умен, он
никогда не завоевал бы кубок святого Грааля. Только глупец побеждает в
жизни, умник видит слишком много препятствий и теряет уверенность, не успев
еще ничего начать. В трудные времена наивность -- это самое драгоценное
сокровище, это волшебный плащ, скрывающий те опасности, на которые умник
прямо наскакивает, как загипнотизированный. -- Он сделал глоток и посмотрел
на меня огромными глазами, которые, словно куски неба, светились на его
изборожденном морщинами лице. -- Никогда не старайся узнать слишком много,
Робби! Чем меньше знаешь, тем проще жить. Знание делает человека свободным,
но несчастным. Выпьем лучше за наивность, за глупость и за все, что с нею
связано, -- за любовь, за веру в будущ ее, за мечты о счастье; выпьем за
дивную глупость, за утраченный рай!"

Эрих Мария Ремарк "Три товарища"

@темы: Книги, Любимое, в голове.

---

Ну вот.Еще каких-то 30 дней и опять учеба,опять нервы и проблемы.Надо будет пахать,как не в себя.потому что класс на уровень выше,тяжелее будет.Но я жду осень.И с самого начала лета ее ждала.Нужно замутить что-то хорошее,что можно было бы вспомнить.Сегодня ночевала у Кати.Знаете,сомнения в дружбе отпадают с каждым днем все больше.А осторожность,которая теперь присутствует всегда,когда я завожу дружбу,наверное,лишняя.Людям надо верить,как бы там не было,что бы не пережил.А иначе,как вообще могут быть какие-то отношения,если все время сомневаться в правильности выбора?
Через две недели на море.Меня уже туда тянет.Хочется просто уехать отсюда,пусть даже ненадолго.
Дочитываю книгу "Жажда жизни".Потрясающая.Читаю,и нахожу столько общего с собственной жизнью.Много хороших примечаний и описаний про художников и их положение в обществе.Это однозначно одна из самых хороших прочитанных мною книг.

@темы: Книги, Жизнь, в голове.

---

Некоторые люди слишком рано начинают печалиться. – Кажется, и причины никакой нет, да они, видно, от роду такие. Уж очень все к сердцу принимают, и устают быстро, и слезы у них близко, и всякую беду помнят долго, вот и начинают печалиться с самых малых лет. Я-то знаю, я и сам такой.

(Рэй Брэдбери «Вино из одуванчиков»)

@темы: Книги, в голове.

---

Завтра начну читать роман Экзюпери "Цитадель".Я люблю Экзюпери и то,что он писал.А "Цитадель" по его словам,есть самый важный труд всей его жизни.Надеюсь,этот роман заденет меня так же,как и "Планета людей".

@темы: Книги, в голове.

---

Дали почитать полное собрание Бернарда Вербера .

@темы: Книги, Мысли вслух, Жизнь

---

Йосиф Бродский "Пилигримы"

Мимо ристалищ, капищ,
Мимо храмов и баров,
Мимо шикарных кладбищ,
Мимо больших базаров,
Мира и горя мимо,
Мимо Мекки и Рима,
Синим солнцем палимы,
Идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
Голодны, полуодеты,
Глаза их полны заката,
Сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни,
Вспыхивают зарницы,
Звезды встают над ними,
И хрипло кричат им птицы:
Что мир останется прежним,
Да, останется прежним,
Ослепительно снежным
И сомнительно нежным,
Мир останется лживым,
Мир останется вечным,
Может быть, постижимым,
Но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
От веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
Иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

@темы: Книги, Жизнь, Любимое, моя психушка в голове

---

Золото.Вот что я вижу,когда смотрю на вас.
То,что я всегда видел,взглянув на любого человека - мужчину,женщину,ребёнка.
Я вижу пламенеющее божественное золото,явленное мне Мастемой.Я вижу,как оно обволакивает вас,удерживает вас,поглощает вас и танцует с вами,хотя,быть может,вы сами и не замечаете этого или вас это ни в коей мере не заботит.
С высоты этой башни в Тоскане я озираю все земли,и вдалеке отсюда,в глубоких долинах,вижу золото человеческих существ,вижу сияющую живость претерпевающих невзгоды человеческих душ.

...

Я пишу о жажде крови,которую невозможно насытить.Я пишу о познании и расплате за него.
Узрите,говорю я вам,тот свет,что живёт внутри вас.Я вижу его.Я вижу его в каждом из вас в отдельности и во всех сразу и буду вечно видеть его.Я вижу его,когда испытываю чувство голода,когда сражаюсь,когда убиваю.Я вижу,как он угасает и умирает,когда я насыщаюсь вашей кровью.
Молитесь,чтобы вам никогда не пришлось совершить убийство или насилие,дабы увидеть этот свет в людях,вас окружающих.Боже избави вас от необходимости заплатить за это подобную цену.Позвольте мне сделать это за вас.

Вампир Витторио,глава 16 "Да не поглотит нас тьма"

@темы: Книги, Мысли вслух, Жизнь, Произведения

---

Сегодня была в кинотеатре,ходила на ГП.Что же,не могу сказать,что сильно впечатлительный.Всё как то быстро,почти без эмоций.Но прикольно,что всё закончилось хеппи эндом.
По дороге зашла в книжный.Брэма Стокера кроме "Дракулы" ничего не нашла.Жаль.Чак Паланик "Колыбельная" не было.А как же я горю желанием это почитать!
Так вот,опять я прилипла к Энн Райс."Королева проклятых" загадочно пропала с прилавков.Но я купила книгу из серии "Новые вампирские хроники" - "Витторио-вампир".Интересная,даже очень.Хотя бы тем,что речь пойдёт о других вампирах с первой страницы Райс об этом чётко рассказала - что Витторио абсолютно не знает ни Лестата, ни Луи,ни Клодию и т.д.
В хронологическом порядке читать было бы благоразумнее,но не судьба.Буду читать так,а потом в голове всё соберу в одну картину.

А лето медленно проходит.На летнюю лит-ру меня не хватает почему то.

@темы: Книги, Мысли вслух, Жизнь, Хрень всякая

---

Ай да Вербер.Отличный писатель.Прочла ":Мы,боги" на одном дыхании.Хотя,как по мне,сюжет немного не такой насыщенный как в "Империи ангелов".Очень своеобразный.
Теперь читаю знаменитую "Дракулу"! Брема Стокера.Это то,что я люблю.Особенно понравился Ван Хельсинг.
Вампиры описываются не как гламурно-любовные образы,а как злые,беспощадные,ужасные чудовища.Это мне больше по душе.
За день почти всю книгу прочла

Кстати,я закончила Квіта-Основ"яненко "Маруся"(Школьное).Господи,пожалуйста,не позволь мне еще хоть раз в жизни читать такой бред.

@темы: Книги, Мысли вслух, Жизнь, Любимое

---

12.07.2011 в 00:35

Пишет  ДавыдоФФ:

Читать не вредно – вредно не читать

Креативные постеры с конкурса социального плаката, пропагандирующего чтение «Читать не вредно. Вредно не читать», инициатором которого выступило издательство «ЭКСМО». Есть весьма качественные работы, но не всё. Что сейчас читаете?

мАкулатура!



































































































www.blogbaster.org/post175349965/

@темы: Книги, Любимое

---

Антуан де Сент Экзюпери "Молитва"

Господи, я прошу не о чудесах и не о миражах, а о силе каждого дня.
Научи меня искусству маленьких шагов.
Сделай меня наблюдательным и находчивым, чтобы в пестроте будней вовремя останавливаться на открытиях и опыте, которые меня взволновали.
Научи меня правильно распоряжаться временем моей жизни.
Подари мне тонкое чутье, чтобы отличать первостепенное от второстепенного.
Я прошу о силе воздержания и меры, чтобы я по жизни не порхал и не скользил, а разумно планировал течение дня, мог бы видеть вершины и дали, и хоть иногда находил бы время для наслаждения искусством.
Помоги мне понять, иллюзии ничем не могут помочь. Ни воспоминания о прошлом, ни грёзы о будущем.
Помоги мне быть здесь и сейчас и воспринять эту минуту как самую важную.
Убереги меня от наивной веры, что все в жизни должно быть гладко.
Подари мне ясное сознание того, что сложности, поражения, падения и неудачи являются лишь естественной составной частью жизни, благодаря которой мы растем и зреем.
Напоминай мне, что сердце часто спорит с рассудком.
Пошли мне в нужный момент кого-то, у кого хватит мужества сказать мне правду, но сказать ее любя!
Я знаю, что многие проблемы решаются, если ничего не предпринимать, так научи меня терпению.
Ты знаешь, как сильно мы нуждаемся в дружбе.
Дай мне быть достойным этого самого прекрасного и нежного Дара Судьбы.
Дай мне богатую фантазию, чтобы в нужный момент, в нужное время, в нужном месте, молча или говоря, подарить кому-то необходимое тепло.
Сделай меня человеком, умеющим достучаться до тех, кто совсем «внизу».
Убереги меня от страха пропустить что-то в жизни.
Дай мне не то, чего я себе желаю, а то, что мне действительно необходимо.
Научи меня искусству маленьких шагов.

@темы: Книги, Мысли вслух, Любимое, Произведения

---

Планета людей.

Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему нужны орудия. Нужен рубанок или плуг. Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет - орудие, которое прокладывает воздушные пути, - приобщает человека к вечным вопросам.

Никогда не забуду мой первый ночной полет - это было над Аргентиной, ночь настала темная, лишь мерцали, точно звезды, рассеянные по равнине редкие огоньки.
В этом море тьмы каждый огонек возвещал о чуде человеческого духа. При свете вон той лампы кто-то читает, или погружен в раздумье, или поверяет другу самое сокровенное. А здесь, быть может, кто-то пытается охватить просторы Вселенной или бьется над вычислениями, измеряя туманность Андромеды. А там любят. Разбросаны в полях одинокие огоньки, и каждому нужна пища. Даже самым скромным - тем, что светят поэту, учителю, плотнику. Горят живые звезды, а сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд, сколько уснувших людей...
Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, - быть может, иные и отзовутся.

@темы: Книги, Жизнь, Любимое, Произведения

---

Купила книгу Вербера ":Мы Боги".Энн Райс"Королева проклятых" не могу найти до сих пор.
Достоевского половину прочла и как то тяжело дальше читается.Не знаю почему.Наверное,дело в в диалекте.

@темы: Книги, Жизнь, Произведения

---

Завтра начинаю читать "Преступление и наказание".)
Как же я люблю Достоевского!

@темы: Книги

---

Наконец то я дочитала книгу "Вампир Лестат".Опять же,наблюдается тесная связь между предыдущими и следующими книгами.
Всё закончилось на том,что Лестат (плевать ему умрёт он или нет ) в своей автобиографии раскрыл тайны вампиров которые хранились спокон веков.Лестату их доверил Мариус - один из древних,пригрозив,что если о них кто то узнает,Лестат умрет и всё такое.Но ему пофиг.Лестату захотелось собрать всех вампиров вместе,устроить войну между людьми и вампирами, вампирами между собой.Он долго прятался от них,и наконец организовал свой грандиозый концерт в Сан-Франциско (Лестат был рок-звездой).Он на сцене и убивал и признавался во всех тайнах,но люди думали что это только трюк и актёрская задумка.Но настоящие вампиры,которые всё знали ,были очень злы.В общем,он встерил свою маму,которую давно превратил в вампиршу и которая его можно сказать спасла после концерта,встретил своего друга Луи,которого тоже сделал вампиром.Они втроём на машине убегали от разъярённых врагов.Но те вдруг начали возгоратся и сгорели до тла.Лестат думал,что это Мариус ему помог.Но потом ему пришли видения от Мариуса,что Акаша и Энкил(Мать и Отец всех вампиров,которых оберегал Мариус),посмотрев видеофильмы Лестата ожили.В основном Акаша.И всё встало на свои места.
В самом конце,Акаша приходит к Лестату,и даёт ему своей крови,вроде...И на этом все обрывается.Добавлю,что Акаша и Энкил очень много веков не могли шевелится и нормально жить,но были очень могущественны.
Следующая книга "Королева Проклятых".Я не знаю.может,нужно немного оторватся от вампиров и прочесть что-нибудь другое.А то так и помешатся можно
Следующая партия книженций:
1.Энн Райс "Королева Проклятых"
2.Николас Спаркс "Спеши любить"
3.Чак Паланик "Колыбельная"
Хотелось бы и Кинга,но подождёт.

@темы: Книги, Мысли вслух, Жизнь, Любимое, Произведения

---

Ну вот.Я дочитала книгу "Интервью с вампиром".Если чесно,то концовка немного странная.Вампир Луи,который вел рассказ своей жизни на протяжении всей книги,я так поняла,разозлился на парня журналиста,который после всего сказанного попросил....нет,потребовал чтобы его превратили в вампира.Тот его кусает,парень в обморок.Потом просыпается и делает пометки в записнушке -координаты нахождния Лестата из рассказа Луи.Я так поняла,что он собирается его найти.И на этом все обрывается.Хотя,сама книга меня ооочень заворожила.Читала и не могла оторватся.
Я ведь помешана на вампирах.Но это было что то.
Следующая книга - "Вампир Лестат"(вторая книга после "Интервью с вампиром"),или Чак Паланик "Колыбельная".Я ещё не решила.

@темы: Книги, Любимое